Роберт Хайнлайн - Звездный зверь [= Звездное чудовище]
— Молодой человек, вы вынуждаете меня заранее вынести решение по этому делу или хотя бы части его. Ваше поведение выходит за рамки, оно совершенно некорректно!
Шериф Дрейзер выбрал далеко не самое лучшее время, чтобы ворваться в разговор:
— Судья, я вас обыскался. Начнется наконец слушание? Я привел семь человек, которые…
О'Фаррел прервал его:
— Шериф, это мистер Посланник Гринберг. Мистер Посланник — наш шеф полиции.
— Рад познакомиться с вами, шериф.
— Добрый день, мистер Гринберг! Джентльмены, так вот об этом слушании. Я хотел бы знать…
— Шериф, — резко прервал его судья, — передайте моему бейлифу, чтобы он подготовился. А теперь, будьте любезны, оставьте нас.
— Но…
Судья повернулся, оставив шерифа объясняться с растерянным полицейским, подошел к Гринбергу.
Во время этой мизансцены у Посланника было время прийти в себя и понять, что личным эмоциям здесь не место.
— Я снимаю свой вопрос, судья, — вежливо сказал он. — У меня не было намерения посягнуть на прерогативы суда. — Он улыбнулся. — При других обстоятельствах я, пожалуй, был бы обвинен в неуважении к суду.
О'Фаррел улыбнулся в ответ:
— Возможно.
— Тюрьма у вас хорошая? Я с удовольствием провел бы в ней месяцев семь, чтобы меня никто не беспокоил.
— Не изматывайте себя работой, молодой человек. Я лично всегда нахожу время порыбачить, независимо от того, сколько дел лежит у меня на столе. Время, проведенное за удочкой, аллах не засчитывает человеку в отпущенное время жизни.
— Приятное времяпрепровождение. Но мне необходимо решить одну проблему. Вы понимаете, что я должен настаивать на отсрочке, пока я не проконсультируюсь с Департаментом?
— Конечно. Вполне возможно, что вы должны. Но ваши намерения не повлияют на мою точку зрения.
— Ни в коем случае. Я согласен с вами, отсрочка в последнюю минуту достаточно досадна. — Он продолжал думать, как бы ему добраться до Департамента, чтобы посоветоваться с мистером Кику об этом странном деле… и услышал раздраженные и ехидные замечания Заместителя Секретаря об «инициативе» и «ответственности» и «Бога ради, неужели никто в этом сумасшедшем доме не может принять самое простое решение?».
Гринберг задумался.
— Впрочем, я думаю, Департамент предпочтет продолжить начатое. Во всяком случае, не будет возражений против предварительного слушания.
О'Фаррел широко улыбнулся:
— Я так и думал, что вы согласитесь. Я предвидел это, слушая вас. Я понимаю, что вы в Департаменте Межзвездных Дел иногда имеете дело с самыми неожиданными усложнениями и законами.
— В самом деле? Надеюсь, нас минет чаша сия. Хотел бы, чтобы хватило знаний юридического колледжа Гарварда.
— Гарварда? Да ведь и я оттуда! Вы все еще ругались с Рейнхарлтом?
— Во всяком случае, когда я там учился, так оно и было.
— Ну и мал же этот мир! Жаль, что случай свел меня с однокашником именно на таком деле; боюсь, оно будет жечь, как печеный картофель.
— Разве у вас есть другие дела? Ладно, давайте разжигать костер. Почему бы нам не сесть рядком? Так и так придется кончать с этим делом.
Они направились к зданию суда. Шериф Дрейзер, который подпрыгивал от нетерпения в нескольких шагах поодаль, понял, что судья забыл о нем. Он было кинулся за ним, как вдруг заметил, что мальчишка Стюартов и Бетти Соренсен все еще находятся в клетке Луммокса. Они стояли, тесно сблизив головы и, казалось, не замечали отсутствия двух важных лиц. Дрейзер двинулся к ним.
— Эй! Эй, вы, там, внутри! Джонни Стюарт! Вам надо было быть в суде уже двадцать минут тому назад.
Джон Томас изумился:
— А я думал… — начал он и вдруг заметил, что судьи и мистера Гринберга уже нет рядом с ними. — Ох! Подождите минутку… Я должен кое-что сказать Луммоксу.
— Ты ему уже больше ничего не скажешь. Давай двигай.
— Но, шериф…
Мистер Дрейзер схватил его за руку и потянул за собой. Поскольку он весил больше Джона Томаса примерно на сотню фунтов, Джон Томас потащился за ним.
— Декан Дрейзер! — вмешалась в ситуацию Бетти. — Что за неприличная манера поведения!
— Я сыт вами по горло, молодая леди, — ответил Дрейзер.
Он направился к зданию суда, волоча Джона Томаса за собой на буксире. Бетти не оставалось ничего другого, как замолчать и последовать за ними.
По пути она решила было еще раз сцепиться с шефом полиции, но, подумав, отказалась от этой мысли.
Джон Томас подчинился тому, чего нельзя было избежать. В последнюю минуту он хотел сказать Луммоксу, что тот должен вести себя тихо и спокойно, оставаться на месте и не есть стальные брусья. Но мистер Дрейзер не дал ему такой возможности. Джон Томас пришел к выводу, что большинство пожилых людей в мире заняты лишь тем, чтобы никого не слушать.
Луммокс не заметил его исчезновения. Лишь несколько погодя он встал, заполнив своим телом все отведенное ему пространство, и посмотрел, куда уходит Джон Томас, размышляя, что ему дальше делать. Брусья крякнули, когда он облокотился на них. Бетти оглянулась и крикнула:
— Луммокс! Жди нас! Мы скоро вернемся!
Луммокс остался стоять, глядя им вслед и размышляя над сказанным. Указание от Бетти в общем-то не было приказом. Или было? В прошлом бывали такие случаи, которые сейчас ему надо обдумать. А пока он снова улегся.
IV. ПЛЕННИК СТАЛЬНОЙ КЛЕТКИ
Как только О'Фаррел и Гринберг вошли в зал суда, бейлиф объявил: «Встать! Суд идет!» Говор стих, и посетители стали занимать места. Молодой человек в шляпе, увешанный фотоаппаратурой, преградил путь двум судьям.
— Минуту! — сказал он и щелкнул затвором. — Еще разок… Улыбнитесь нам, судья, и сделайте вид, будто Посланник сказал вам что-то смешное.
— Хватит и одного раза. И снимите свою шляпу. — О'Фаррел прошел мимо.
Молодой человек пожал плечами, но шляпы не снял.
Секретарь суда привстал, когда судья и Гринберг вошли в зал. У него было красное и потное лицо, а по всему судейскому столу были разбросаны бумаги.
— Извиняюсь, судья, — сказал он. — Полсекунды… — Он придвинул к себе микрофон и забубнил в него. — Проверка… один, два, три, четыре… Цинцинатти… шестьдесят шесть… Ну и намучился я с этим микрофоном сегодня.
— Надо было раньше проверять его.
— Будь я проклят, судья, если что-то окажется не в порядке. А когда в десять минут десятого я включил микрофон, что-то там сломалось, и мы из сил выбились, пока нашли неисправность.
— Хорошо, хорошо, — примиряюще ответил судья, смущенный присутствием высокопоставленного гостя. — Освободите мое место.
— Если вам все равно, — торопливо сказал Гринберг, — я бы предпочел не занимать места судьи. Мы могли бы сесть все вместе за большой стол. Я думаю, это ускорит ход дела.
О'Фаррел выглядел донельзя расстроенным:
— Я всегда стараюсь соблюдать древние традиции суда. Я думаю, они имеют смысл.
— Вполне возможно. Не могу не согласиться, что те из нас, которым приходится рассматривать самые разнообразные дела и в самых разных условиях, приобретают некоторую неряшливость в привычках. Но с этим ничего не поделаешь. Возьмите для примера Минатар. Как там обращаются с судьями… пока судья не вынесет решение, его оставляют без еды и питья. Честно говоря, я не принимаю такое отношение. А вы?
Судья О'Фаррел ощутил определенное неудобство лишь при одной мысли о том, что этот бойкий молодой человек может усмотреть определенное сходство между столь ясными и понятными ритуалами его суда и практикой этих язычников. Со смущением он припомнил три куска мясного пирога, обильно политых соусом, и омлет, с которых он начал свой день.
— Ну… другие времена, другие обычаи, — пробормотал он.
— О, несомненно. И благодарю вас, что вы откликнулись на мою просьбу. — Гринберг кивнул на служителей суда, двое из которых уже начали составлять вместе столы, превращая их в один большой, — лишь сейчас судья сообразил, что все это время подбирал выражение повесомее. Но пока суть да дело, пятнадцать человек уже уселись за этот стол, и Гринберг отослал бейлифа на поиски пепельницы. Затем он повернулся к технику, который, надев наушники, уже склонился над индикаторами контрольной панели в той неудобной позе, которая почему-то свойственна всем электронщикам. — Ваше хозяйство в порядке?
Техник сложил колечком большой и указательный пальцы.
— Как часы.
— Отлично. Суд готов.
Техник взял микрофон, четко назвал время, место и дату суда, изложил суть рассматриваемого дела и подчиненность суда, затем он назвал имя и звание специального посланника, сбившись в произношении имени Гринберга, но тот не поправил его. Появился бейлиф с охапками пепельниц в руках и торопливо провозгласил: «Внимание! Внимание! Все, кто имеет отношение к этому делу…»
